Предлагаем Вашему вниманию уникальный памятник средневековой литературы – рукопись «Сын церковный» – практическое пособие по усвоению истин православной веры и церковных обычаев. Датируется рукопись 1609 годом.
Написан текст был не для публикации, а для вполне определенного близко знакомого человека, недавно принявшего православную веру. Разрозненные и малозаметные, на первый взгляд, свидетельства, рассыпанные по тексту этой небольшой книжицы, позволяют отчасти восстановить предысторию её появления на свет.
Сегодня этот материал – поистине находка для тех, кто делает шаги по повышению своей грамотности. Настоятельно рекомендуем разыскать и приобрести и напечатанный вариант книги, который совсем недавно был переиздан в РПСЦ и который помимо гражданского текста также содержит церковно-славянский вариант.
Пояснения к тексту:
Дело было, вероятно, так. В 1605 году, в составе войск Лжедимитрия I в Москву прибыл молодой поляк. Он был или солдатом, или слугой одного из польских дворян – приспешников Самозванца. Природное имя его нам неизвестно, мы знаем только, что впоследствии в России его звали Иваном.
Правление Самозванца было недолгим. Его зависимость от иностранцев, откровенное отступничество от православия и попытки ввести унию с Римом вызвали в Москве восстание 17 мая 1606 года. При этом сам Лжедимитрий и большинство окружавших его поляков и немцев были убиты. Вероятно, погиб и тот польский офицер, в подчинении которого служил Иван. Молодой слуга только чудом избежал лютой смерти: «Был еси под мечем смерти, был еси в темницы томления, был еси в гладе и жажде таяния, был еси в налоге и скорби нужных… и смерти чаял еси», напоминает ему автор книги. Страшно озлобленные против «ляхов» москвичи однако пощадили Ивана. Он попался на глаза какому-то влиятельному и знатному человеку, который взял Ивана в свой дом и сделал слугой. Своим рабом – так прямо и говорится в книге.
В России продолжали бушевать мятежи и междоусобицы. Окрестности Москвы разоряли польские отряды Сапеги и Лисовского, поддерживающие уже второго самозванца – «Тушинского вора». В сентябре 1609 года, после четырех лет скрытой интервенции, Польша объявила войну России официально, двинув войска на взятие Смоленска, с последующей целью захвата Москвы. Казалось бы, в такой обстановке молодой пленник должен был искать возможности побега. А хозяину, со своей стороны, следовало бы быть с ним крайне осторожным. Но из текста книги мы видим совсем другое: Иван становится довольно близок своему господину, выполняет его некоторые ответственные поручения, пользуется доверием и даже обедает вместе с господской семьей. К нему относятся не как к пленному, не как к представителю враждебного иноверного народа, «поганому еретику», но почти как к члену семьи.
Наверное, за короткое время Иван доказал господину на деле свою полную и искреннюю преданность. Он быстро выучил русский язык, не только разговорный, но и книжный, во всяком случае, подразумевалось, что он сможет прочитать наставления, написанные для него на немного упрощенном церковно-славянском языке. Одна из главных причин столь доверительного отношения к молодому поляку заключалась в том, что после вступления в дом нового господина он добровольно выразил желание принять православную веру.
Живя в католической Польше, как можно понять из текста, Иван не был католиком, а принадлежал к какой-то протестантской секте. Среди свиты Лжедимитрия I было немало немецких и польских протестантов, и вообще, как полагают, религиозные симпатии Самозванца принадлежали скорее всего протестантизму, а не католичеству – несмотря на то, что его авантюра направлялась Ватиканом, – и в обмен на всестороннюю поддержку ему самому приходилось разыгрывать из себя католика.
Перечисляя разные еретические вероисповедания, автор «Сына церковного» выражается так: «Есть убо вера латинская, вера же и германская (лютеранство – ред.), вера же, идеже и ты прежде веровал еси». Возможно, что эта вера, для которой он затрудняется подобрать название, была социнианской. Социнианство, доходившее до отрицания догмата о Святой Троице и неверия в Божественность Господа Исуса Христа, было самым сильным протестантским течением в Польше конца 16-го – начала 17-го веков. Именно социнианином был, например, личный секретарь Лжедимитрия Богучинский. Приверженцем этой секты мог быть и прежний хозяин Ивана, а сам Иван мог принадлежать к ней, только повинуясь его воле, без сознательной убежденности. Может быть, и быстрый переход его в православие был только средством улучшить свое положение в плену… Этого мы не знаем. Из текста книги видно, что поляк был принят в православие через полное крещение, с проклятием «злых еретиков, которые православную веру развратили, ихже имена суть: Фармос проклятый и Петр Гугнивый, и Мартин Лютор и прочии». При крещении он и получил имя Иоанна. Готовясь ко крещению или вскоре после него, Иван уже изучил некоторые молитвы и обряды Русской Церкви, но более глубокого понятия о православной вере ему не хватало.
Краткого и общедоступного изложения догматов Восточной церкви в России того времени не было. Люди не только из простонародья, но и из высших кругов, даже духовные лица систематического представления о церковном учении не имели. Если русский христианин, с детства ходивший в церковь, мог получать некоторые познания о вере из богослужебных текстов и читавшихся по ходу службы книжных поучений (живая проповедь в русской церкви допетровского времени не имела широкого распространения), то иностранца, едва знакомого с русским языком, это не могло удовлетворить. Ему требовалось живое, доступно написанное разъяснение с акцентом на самом насущно важном. Ему надо было показать, почему именно, говоря словами книги, «наша православная вера яже во Христа Бога непорочна и чиста», в отличие от «вер прочих», которые «не суть истинны и правы, развращени бо суть злыми человеки – нечестивыми еретиками». Сам ли «новопросвещенный» просил составить для него такое объяснение, или же господин таким образом позаботился о его религиозном воспитании, – это дело было поручено жившему по соседству грамотному и благочестивому человеку, который хорошо знал Ивана и его господина. Этого человека звали Михайло, он служил «в дому своего господина – некоего купца», скорее всего, приказчиком. Возможно, он был человеком подневольным, – в тексте он не раз пишет: «Раб есмь, якоже и ты», «раб к рабу», – и в этих случаях явно имеет в виду не отношение к Богу («раб Божий), а общественное положение. Итак, Михайло изложил то, что считал первостепенно важным для новокрещенного, в небольшой тетради, которую закончил 27 мая 1609 года. Эту дату, а также свое имя он указал в послесловии книги, в виде простенькой загадки.
Михайло не имел претензий на создание подробного катехизиса. Он представлял свою задачу так: «Ныне я закон братолюбия тебе показал и отчасти о христианских обычаях сказал». Но он надеялся, что его книжица может стать доброй основой для духовного развития новопросвещенного. Он обещает Ивану: «Малейшими сими глаголы великий плод послушанием благочестия получиши».
Мы ничего не знаем о том, сохранил ли «сын церковный» Иван верность православию, и вообще, уцелел ли он в последующих кровопролитиях Смуты. Но написанная для него книжечка не осталась только его личным достоянием. Сочинение безвестного московского приказчика вскоре уже читали и переписывали не только в Москве и не только в среде простонародья. Оно явилось первой не до конца осознанной попыткой создания оригинального русского начального учебника по Закону Божию и в этом качестве была весьма сочувственно принята грамотной частью народа. Правда, через 50 лет, когда патриарх Никон взялся за переделку древнерусских богослужебных обрядов, книжица, подробно описывающая эти обряды, стала восприниматься с официальной точки зрения как «раскольничья», но за то еще больше полюбилась старообрядцами. Как наследие дониконовской церковной старины она приобрела даже некоторый авторитет. Показателен факт, что самые влиятельные деятели беспоповской части старообрядчества – братья Андрей и Семен Денисовы и Феодосий Васильев – ссылались на нее в спорах по некоторым вопросам богослужебного характера. Братья Денисовы были ученейшими в богословии среди русских людей того времени (я имею в виду великороссов – как старообрядцев, так и никониан), в этом отношении они неизмеримо превосходили автора «Сына церковного». Но в их глазах этот автор был носителем идеализированно представляемого неповрежденного отеческого «древлего благочестия», не нарушенного еще никакими расколами и соблазнами. Для них, ощущавших себя современниками «антихристова царства», он был вестником из эпохи, когда, по словам одного беспоповского стихотворения, «всюду истина сияла».
Как уже говорилось, в старообрядческих типографиях (или же в печатнях, принимавших старообрядческие заказы), на протяжении 2-й половины 18-го века и в первые годы 19-го вышло более десяти изданий «Сына церковного». В домах староверов эта книга и сегодня не редкость. Она по-прежнему пользуется большим уважением. Ссылки на нее имеются, например, в «Старообрядческом церковном календаре» за 1946 год.