Не так уж и плохо?
По берегу холодной весенней реки шёл человек. Его лицо было мрачно, а в голове медленно вращались тяжёлые думы.
«Весна…» — вздыхал он про себя. «И это весна! Вчера ещё было солнце, а сегодня непросветная темень, пурга, серое, такое серое свинцовое небо. Хотел бы я, чтобы оно уже упало наконец на нас, всей своей тяжестью упало… Солнце все равное переменчивое, предательское… Вчера обещало быть с нами всегда, а сегодня — сегодня нет солнца, нету совсем! »
Он остановился и посмотрел на воду: в такое время года она прозрачная, чистая, на дне видны камешки и ракушки.
«Сегодня это вода чистая, а завтра… А завтра взбаламутится, перемещается с грязью и будет, как прошлым летом, не увидать дна! » — очень уж у него было плохое настроение.
Вдруг послышался резкий звук, за ним ещё, и ещё — прилетела воронья стая.
«Словно тут кладбище какое! » — человек с горечью посмотрел на птиц. Одна ворона показалась ему слишком разумной — так она на него взглянула.
«Ишь, смотрит… По мою душу ты что-ли прилетела, чёрное птичище!»
А ворона, оказывается, действительно была очень разумной. Одного взгляда ей хватило, чтобы понять: как расстроен, как подавлен этот мрачный человек.
Ей стало так жаль его, человек потерял солнце! Ей, вольной птице, отчасти это было понятно. Она тоже грустила порой, когда скрывался из глаз этот тёплый ласковый шарик, согревающий и ласкающий всех! Но она никогда о нем не забывала — быть может потому, что много времени она проводила в небе, подальше от мрачных дел земли.
«Его надо утешить, обязательно надо утешить!» — решила она, но как это сделать!
Она была чёрна пером, и голос её был так резок — ах, не поймёт её, не поймёт её человек!
Вороны — птицы смекалистые! Она немного попрыгала по талому снегу, словно бы для того, чтобы план, составленный в её маленькой головке, получше утрясся. Потом решительно подлетела к голубям.
— Вот что! — деловито сказала она. — Вон тот человек! Да, тот, с таким мрачным обречённым взглядом — он очень страдает, и крылья его души перебиты. Мы птицы вольные, мы образ, приятный людям — надо помочь человеку, ведь эти люди — такие смешные создания! Думают о себе, что они весьма сложные, умные, неразъяснимые — а я говорю вам всем! Всем! Человек, каков бы он ни был, по сути своей всегда одинаков. Всё они улыбаются синичкам, щурятся на солнышко, и легче им становится на душе при виде любой красивой птички…
Голуби недоуменно посмотрели на ворону. Неужели и правда это так? В их кротких сердцах тоже зародилась жалость к человеку, но они были совсем другого склада, чем ворона. Ведь птицы, как и люди, тоже с разным характером! Голуби никогда не смогли бы составить план, организовать исполнителей, проследить за выполнением, все отрегулировать и утрясти. Но у них было другое достоинство, которого не имела ворона — потому то она к ним и обратилась! У них была мягкая душа, и простое невинное сердце.
— Радость? Подарить человеку радость? — заворковали они и закивали головками в знак согласия. — конечно, подарим, Ворона, а как же!
Они стайкой подлетели к человеку и загульгукали что-то на своём языке.
Ворона понимала, знала их язык: он различается от вороньего примерно так, как русский от белорусского…
— Бедный человек, — говорили они. — Гони прочь от себя эти мрачные мысли, не думай о солнышке так — не предатель оно, не надо! Посмотри на нас, простых серых птичек — мы летаем по такому же серому небу, но помним о его голубизне! Ведь мы же голуби!
Но человек ничего не понимал. Голубиный язык так же отличается от русского, как язык жителей Гонолулу от латинского.
«Голодные голуби, хворые… Им не хватает солнца, мрачная страна… Улетели бы они что-ли отсюда, и хлеба никто им не бросит, ни кусочка!»
А голуби вспомнили вдруг человеческих детишек — кто из них не искрился от радости, когда в своих резиновых цветных галошах прыгал по лужам?
И они тоже решились: заплескались широкие крылья, полетели брызги — голуби купаются! — смеются дети.
Но человека только лишь передернуло: «брррр, ледянющая вода, голуби с ума сходят!»
Ворона каркнула с досады. Эх, человек, человек!
Ну ладно, она знает, что делать!
Вороны очень деловиты — у них широкие связи в птичьем мире. Чайки — вот кто поможет ему! — решила она.
Чайки — птицы белые, светлые, красивые. Чайки напоминают о синем море, о брызгах солёной воды, о солнце, сверкающем в них!
Чайки бывают разные: рыболовы, водоплавы, хохотуньи. Балерины.
«Я ему устрою» лебединое озеро»! » — несколько зловеще прокаркала ворона на пол неба.
Чайки выслушали молча: язык чаек отличается от вороньего примерно так же, как русский от польского. Поэтому они решили говорить поменьше слов: можно наделать ошибок в произношении! Понятно, и ладно, а все остальное, к чему оно все?
И вот впервые этой весной состоялась великолепная премьера: чайки, чайки вышли на лёд! Они были прекрасной парой — и балет их перемежевывался с элементами фигурного катания — аплодисменты так и раздавались вокруг.
Человек услышал шум раскричавшихся птиц, (откуда же было ему знать, что это не галчий гомон, а «браво» и «бис»), и подошёл к самой воде.
— Какие прекрасные белые птицы! — вырвалось вдруг у него. Он долго смотрел на их плавные движения, на ловкость, на головокружительную храбрость — и сердце его заледеневшее, стало биться все чаще и чаще.
«Вот и солнышко у него в глазах появилось» — с удовлетворением подумала ворона, и кликнула стайку синичек: давайте и вы!
Лёгкие маленькие комочки, вы любое сердце растопите — весёлые, радостные, щебечущие! Стайкой носятся синички вокруг человека, такие вот солнышки в птичьем мире.
Вдруг рассмеялся человек, вздохнул полной грудью. «Глуп я, однако, спасибо вам белые птички!»
Назавтра он снова пришёл на прежнее место: глаза у него светились добротой. Вы вернули мне солнышко в сердце, и я не оставлю вас в беде. Пусть и весна, но все ещё холодная! Пусть и вербочки на ветках распустились, а все же — только март на дворе!
Он достал шуршащий пакет, и у голодных птичек от счастья замерли сердечки.
Пир, настоящий пир!
Кушали голуби, кушали синички, даже чайки мелькнули в воздухе, ухватили свои крошки. Прилетела и ворона.
«Что человек?» — бодро каркнула она. «Не унываешь ты больше?»
И вдруг случилось чудо: неушто понял её человек?
Но вдруг он выпрямился и громко сказал:
— Прости меня, Всевышний Создатель! Я никогда не замечал Твоей красоты в маленькой синичке, в белой чайке, даже вот в этой разумной смешной вороне. Утешения у Тебя просил я, и не замечал Твоих даров, Твоего голоса, Твоего отклика. И вчера я проклинал небеса, а Ты через невинных птичек снова стучал в моё холодное сердце! Прости меня!
И тут случилось второе чудо: замер холодный ветер, дрогнули свинцовые тучи, и что-то тёплое коснулось вверх поднятого человеческого лица: это был солнечный луч.
Анна Минковская