Благодарный пеликан
Огромное красное солнце садилось за горизонт: уставшее, поддернутое жарким маревом, колеблющимся от зноя воздухом. Линия горизонта не ровная здесь, в пустынях Африки. Песок наметается в небольшие барашки, и кажется, что солнце садится в море — обрезается его край незамысловатой мягкой волной. Вечер наступал в этой пустынной местности, обещал прохладу и огромное звездное небо, с такими причудливыми знаками на нем и яркими тарелками звезд, что европейцу не признать в нем обычные свои невысокие своды, тут оно кажется самим космосом, чем-то невероятным, небом другой планеты. Но пока еще солнце только садилось, и дышать было трудно — жара царила повсюду. Большой белый хаммер, разрезающий желтые пески своими жесткими шиповатыми шинами, был единственным, кто нарушал тишину и покой угасающего дня. Американец и его чернокожий спутник будоражили смехом и резкими голосами готовящуюся отходить ко сну природу.
— Что это, Нурри? — весело крикнул американец и загорелой рукой указал на горизонт: там, левее заката виднелось корявое дерево — сухое, как и все в этой пустыне. Под ним отчетливо блестела влага, а рядом столбиком стоял красный в закате пеликан.
— Это пеликанье озеро, Билл! — белые зубы искрятся смехом и на черном лице появляется широкая улыбка! — Тебе не понять, это одна наша красивая… Очень красивая легенда, Билл! Но к чему тебе легенды? — веселый туземец похлопал себя по тощему животу и по плечам раздосадованного спутника. С визгом пронеслась машина мимо пустынного озера, и отражение это в воде промелькнуло и исчезло. Пеликан аккуратно переступил своими перепончатыми лапками с краешка горячего камня и заглянул в воду. Несколько комьев сухой земли вылетело из-под колес хаммера, упало вниз, и глядя теперь на эти неспешно разбегающиеся круги, розовая птица словно заглядывала в далекое прошлое, в то давнее время, когда и началась эта удивительная история…
Почти до неба взметаются брызги воды: холодной, голубой, с белыми окаемочками капель, чистой. Высоко стоит солнце, жаркий день, а большое озеро все кипит брызгами. С наслаждением в нем плескаются птицы, фыркают гигантские гиппопотамы, в тени у берега зелеными бревнышками плавают сонные крокодилы. Со всей пустыни ведут к этому озеру зверопойные тропы, антилопы и львы утоляют здесь свою жажду. Молодой пеликан неуклюже разбегается и тяжело взлетает над озером. Все оно наполнено жизнью, искрятся на солнце брызги, благодарное зверье переводит дух – который год здесь страшные засухи. Там, глубже в пустынях, белеют кости и остовы больших и малых животных. Безжалостное солнце властвует в небе, жар его не убавляется, и только это озеро щедро поит всех своей водой, отдает всего себя этим горячим сухим языкам, пыльным лапам с кровавыми трещинками, помутненным от жажды глазам. Опускается в воду пеликан, нагибает длинную шею, с наслаждением пьет. Удивительное это озеро – вода его прохладна и чиста, питается оно будто каким-то внутренним источником, и сила эта – нескончаемая, щедрая – напояет всех остальных.
Давно, давно это было – думает пеликан, жмуря на солнце слезящийся глазок. Как мираж, исчезла перед ним картина былого благоденствия, один он стоит на берегу небольшого прудика. Такого, что поместит в себе только лишь его самого…
…Разрезает гомон птиц трубный голос. Большой черный слон отчаянно трубит, его белые бивни задраны вверх, словно бы ими он протыкает небо.
«Вода, отступает вода!» — тут и там шелестят тревожные голоса, старый лев стоит, молча переступая из стороны в сторону. Косматая грива еще не высохла, светятся на ней светлые капли, но глаза с изумлением смотрят на грустную полоску влажного песка – вчера здесь еще была вода, а сегодня она отступила, а завтра – отступит еще.
Суматоха. Спешно снимаются с озера стаи птиц. Тяжеловесно выходят из воды толстокожие гиппопотамы, перебирают ногами по отмели грациозные антилопы. Новое озеро нашлось, в нескольких милях отсюда. Вода его не так вкусна и совсем не прохладна, само оно заросло густо папирусом и не глубоко, но все-таки тоже озеро, и тоже источник утоления жажды, а это – мельчает с каждым днем, и только лишь один, розовый неуклюжий пеликан то к одному, то к другому соседу – с тревогой спрашивает:
— Но почему? Что случилось с ним? Быть может, ему можно как-то помочь? Оно столько времени питало нас, оно спасло нас от смерти!
Смотрят непонимающе помутненные глаза:
— То давно было, — лениво констатирует лев, – теперь уж не то!
Прошло несколько месяцев, песок заметал последние звериные тропки, а влажная почва отступающей воды высохла в один день. Пустыня захватила озеро – не слышно ни звука на нем. Только иногда вдруг рассекался со свистом воздух, на широкий плоский камень приземлялась розовая птица. Летал пеликан на другое озеро – там, как и здесь раньше, кипела своя жизнь.
— Что случилось с тобой, друг? – каждый раз звучал неслышно грустный голос, большим белым крылом он тихо поглаживал потеплевшую воду.
— Расскажи мне, почему ты уходишь?
Но озеро молчало: то ли не хотело говорить, то ли не могло. Пеликан прилетал сюда на ночь, но и днем у него была здесь работа – смешная, быть может глупая… Его клюв, большой кожаный мешок теперь не был хранилищем рыбы. Набирал он туда, словно в большое ведро мутную воду соседнего озера и летел обратно – к своему, выливал воду – на его усталых глазах впитывалась она в песок, исчезала. Горько вздыхал пеликан. Еще через месяц совсем почти исчезло озеро, и воды у него осталось – только покрыть лапки преданного друга. В этот день решил пеликан остаться у озера до самого заката, как бы остался сын у ложа умирающего отца. Долго разговаривал он с ним, поглаживал жалкую воду – и его перья цеплялись за песчаное дно. Когда солнце уже почти село, а пеликан, наплакавшись вдоволь, хотел было уснуть на горячем камне, чтобы назавтра – навсегда – покинуть этот безжизненный край, вдруг что-то содрогнулось под ним, будто озеро сделало последний свой вздох. Пеликан поднял голову, огляделся. Что это за странные черные камни на самом дне? Как раньше он их не замечал – навалены они кучей, как будто съехали с какой-то горки, и там, под ними – слышны глухие удары и шумы, словно это дыхание самого его друга.
— А ведь под ними – вода! – вдруг мелькнуло в разгоряченном мозгу пеликана, и он, обрывая слабые крылья бросился растаскивать черные камни, подкапывать песок, ведь там, под ним и задыхалось его озеро. Совсем ослабел он к концу ночи, а на рассвете, словно в награду за этот самоотверженный труд, сдвинулся черный камень, и по высохшей уже его поверхности заструился ручеек. Прижался головой к этой струйке пеликан, заплакал. Холодная, она стекала по его долгой шее, по окровавленным крыльям. Словно бы озеро плакало вместе с ним.
Слетал пеликан к соседям. Рассказал – выслушали его большие толстые бегемоты, сильные хвостатые крокодилы, сам царь зверей – лев.
— Нам и с этим озером хорошо, — ответила за всех гиена, — а что было – то прошло! Разбирать завалы бывшего озера – пусть бы оно и спасло мне в год засухи жизнь – нет, пеликан! Дело это… неблагодарное!
Гиена легла на пятнистый живот и принялась лакать воду. За ней все остальные занялись этим приятным делом, а пеликан – обессиленный, понурый – медленно, с разбега взлетел.
Ночь принесла с собой краткий, но сильный дождь. Это спасло жизнь изможденной птице, и к утру насколько мог, бодро, он приветствовал своего прозрачного друга. Тоненько струился ручеек. Пеликан выкопал к нему ложбинку и ямку, обложил камешками дно, и теперь, в краткие минуты отдыха его голова опускалась в прохладную воду – пока только лишь лоб и помещался в ней. А он трудился, разгребал камни, почву под ними. Делал шире канавки, крыльями сметал в сторону нанесенный пустыней песок. День за днем, отлетая лишь утром, чтобы подкрепиться рыбой, сражался маленький пеликан с каменной горой, под которой билось самое сердце его любимого озера. Видно, однажды съехал камень, завалил подземный источник – так думал он, ломая крылья об жесткие глыбы – такую сдвинуть гиппопотаму – на раз-два!
А вознаграждением ему был все ширящийся ручеек, и вода в нем была прежняя – холодная и сладкая. Много месяцев провел в такой жизни розовый пеликан. Отощал, ослабел. Так и не осилил всю гору. А все-таки выжило озеро, хоть и превратилось в совсем маленький прудик – только сам пеликан и помещался в нем. Нанес в своем запасливом клюве рыбу пеликан, как раньше стала она водиться в его озере. Теперь уже никуда от него он не улетал – с ним проводил и долгие маревные вечера, и звездные ночи, и изнывающие от солнца дни.
— Это озеро Благодарности, — почти уже засыпая пробормотал вдруг туземец, заворачиваясь в покрывало от прохлады ночи. – Красивая легенда, Билл!
Анна Минковская