Кто главный виновник реформы в XVII веке на Руси?

…Аналогично будущей никоно-алексеевской «реформе» Петр Могила еще в 1640-х гг. провел в Украине и Белоруссии унификацию обряда с греческим по их подозрительным книгам, печатавшимся в иезуитских типографиях. Именно поэтому православие украинцев и было у русских под сомнением.

О степени недоверия к малороссам в то время говорит и тот факт, что, когда Никон переселил из Кутеинского монастыря 30 человек малороссов-иноков в свой Иверский монастырь, русские насельники его разбежались по другим монастырям, не желая жить с малороссами, как сомнительными в вере. Казначей писал Никону: «А священника у нас в монастыре нашея русския веры нету ни единаго, и нам помереть без покаяния», − то есть русский человек тогда не считал для себя возможным исповедоваться у священника-малоросса.

Многие и от самого Никона до его патриаршества слышали, как он говаривал: «Гречане и малые России (малороссы) потеряли веру, и крепости и добрых нравов нет у них».

Как же в будущем Никон действует вразрез с этими своими словами? Н. Каптерев на это отвечает: «Сам Никон как реформатор-грекофил был в значительной степени созданием царя Алексея Михайловича и, сделавшись благодаря ему патриархом, должен был осуществлять в свое патриаршество мысль государя о полном единении Русской Церкви с тогдашнею Греческою».

Вопрос присоединения Украины к Московской Руси был решен Земским Собором 1 января 1653 г., чему активно содействовал Никон. Свои «реформы» он начнет почти непосредственно после этого события…

Перенимая практику латинизированных южноруссов, Никон также противится перекрещиванию католиков.

Итак, царь Алексей задумал реформу и сделал Никона патриархом, уверившись в его полной готовности провести эту реформу. То, что Алексей Михайлович в церковных реформах Никона поначалу играет, казалось бы, совершенно пассивную роль, − это только видимость, желание царя оставаться в тени, о чем подробнее будет сказано ниже. Да и как могло такое важное дело, как всеобъемлющая церковная реформа, исходить не от царя в то время, когда на Руси «единственным источником всякого закона, как государственного, так и церковного, был у нас царь», а московские церковные соборы XVI-XVII столетий «были только простыми совещательными учреждениями при особе государя». Царь же Алексей Михайлович, по словам Н. Каптерева, имея самое высокое представление о своей царской власти, «признавал себя наместником самого Бога на земле». При таком мнении государя о своей особе кто бы мог дерзнуть выступить с личной инициативой помимо царя в таком важном церковно-государственном деле, как реформа? Уже в конце своего патриаршества Никон попытался стать выше царя, но безнадежно проиграл свое дело.

В начале «реформы», однако, царь нашел нужным спрятаться за Никона, чем и ввел многих в заблуждение своей мнимой непричастностью к церковным преобразованиям. Роль царя в деле «реформы» отчетливо выявляется после оставления Никоном патриаршей кафедры в 1658 г. Царю пришлось «рассекретиться» и поневоле взять на себя патриаршие обязанности, которые он и исполнял в течение восьми с лишним лет, пока не был выбран новый патриарх…

Как пишет Н. Каптерев, к царю «…отовсюду стали приходить заявления, что Никон не исправлял русские церковные книги, чины и обряды, а только портил и искажал». Да и сам царь собственными глазами видел, что «реформы Никона внесли большие соблазны и смуты в русскую церковную жизнь, отчего она пришла вся в полное расстройство, и что в Русской Церкви быстро нарождается раскол…»

Несмотря на все это, одержимый своей идеей царь продолжает укреплять «реформу» в противность здравому смыслу. Протопоп Аввакум искренне удивится: «Никон ум отнял у милова», а диакон Федор скажет: «Дивлюся помрачения разума царева, как от змия украден бысть!»

Мы уже говорили, как царь подбирал архиереев и кандидатов на высшие церковные должности: главным критерием для него была безусловная верность «реформе». Наводит предварительные справки и дает места только тем лицам, кто зарекомендовывает себя безусловным сторонником всех нововведений и обещает стать в будущем послушным проводником церковных «реформ». Вспомним тайную предсоборную деятельность царя в 1666 г., «промывание мозгов» русским участникам Собора, вымогательство у них еще до открытия Собора подписок с признанием правильности произведенной «реформы» (см. гл. 7). В свете этих данных можно сделать вывод, что решение собора 1666 г. одобрить никоновы «реформы» было сплошной фикцией.

Каптерев отмечает, что фактически было два собора: в 1666 г. с исключительно русскими участниками и в 1667 г. с участием русских и греков. В отношении комментариев на собор 1666 г. диакона Федора, что никоновы «реформы» «наши русские власти стыда ради своего» утвердили окончательно, можно сказать, что, хотя, по-видимому, играл роль и этот фактор, главное, конечно, в прямом давлении царя, в его закулисной предсоборной деятельности, о которой диакон Федор не мог знать в то время ничего ввиду исключительной скрытности царя.

Итак, после ухода Никона постепенно выяснилось, кто был заинтересован в «реформе», кто был ее истинным творцом и инициатором – это был царь Алексей Михайлович. Это мы можем сказать твердо и определенно на основании фактов, приведенных в исследовании Н. Каптерева. Конечно, у царя были и советчики, оставшиеся в тени, это Б.И. Морозов, Стефан Вонифатьев, Ф.М. Ртищев, А.С. Матвеев, Симеон Полоцкий и др.

Никон же, уйдя с патриаршей кафедры, забыл и думать о своих «реформах»; мало того, начал печатать в монастыре богослужебные книги согласно со старопечатными. Это также доказывает, что он был простым исполнителем в деле «реформы», а не главным лицом.

Борис Кутузов. «Церковная реформа 17 века». 

Из 10 главы «Царь Алексей Михайлович в нетрадиционном ракурсе. Главный творец «реформы», главный виновник Раскола».