Камень и мох
В том году весна холодная была, поздняя. Март подарил солнышко уставшим от зимы людям, но апрель, а следом и май оказались прохладными, с ветрами порывистыми, дождем – нудным, серым и злым. Даже майская Пасха не принесла с собой тепла, и следующий за ней день был настолько сырым и промозглым, что и ноябрьским грустным денечкам не угнаться за таковым. Именно в этот день и гуляли мы по лесу, совсем еще голому и пустому, где только лишь круглые полянки подснежников и радовали глаз. Но все больше встречалось сухой листвы, прошлогодних иголочек ели и черных веточек с влажной облезшей корой. Шли быстро, у каждой в голове – своя дума. Вдруг остановились на каком-то пригорке, и взору моему предстал большой серый камень, поросший молоденьким ярко зеленым мхом.
— Зачем мох забрался на камень? – неожиданно спросила я, и моя сестра резко обернулась на голос. На выразительном подвижном лице отчетливо отразилось глубокое недоумение – казалось, что об этот вопрос словно бы об стену разбилась ее гладкая ровная мысль.
— Что?
— Интересно, зачем это мох забрался на камень? – снова повторила я, улыбаясь, и ей пришлось отвечать:
— На камне, — глаза стали строже, и сама она стала похожа на школьную учительницу, — скапливается влага, которую мох поглощает. Поэтому он растет на камнях.
— А как же он на него залез? Наверное, это трудно? – второй вопрос стал для нее еще более неожиданным и непонятным. Но через мгновение нахмуренный лоб разгладился, и с тем облегчением, которое испытывает человек, которому задали сложный вопрос и вот нашлась в его голове разгадка, она небрежно стукнула о камень ногой и ответила:
— А, ну камень шершавый. Он за него цепляется.
И мы пошли дальше. Никто не видел, как я обернулась к серому камню и кивнула ему головой. Чтобы потом расспросить самого его! С того дня прошло много времени. Пожалуй, из остальных лесных обитателей мне запомнился только смешной гриб-волнушка, с такой оригинальной завитушкой-шапкой, что похож он был на даму, только что вышедшую из салона, или на кекс с белковым кремом на голове…
А камень тот я не забыла, и вот сегодня закрыла глаза и вернулась в промозглый далекий день, когда мы вдвоем бродили по отсыревшему лесу, одетые в огромные мужские сапоги, с платками на головах – холодно.
— Мох этот, — голос камня скрипучий и тихий, — необыкновенный… Труженик, а сердце его… огромное!
— Как, у мха тоже есть сердце? – с изумлением перебила я.
— А как же, — вздохнул рассказчик о моей непонятливости, — как же! Большое сердце маленького мха! Март помнишь? – он наклонился ближе ко мне и прошептал:
— В марте Солнце заглянуло в этот лес, окинуло его лучом, и мох – только что родившийся мох – на секунду почувствовал его тепло… И вот в крошечном сердце разгорелась такая любовь, что один! Под насмешки и улюлюкание земляных червей, жухлой травы, грубых корений – он один единственный из всех стал его искать… И ждать! Когда снова придет этот живительный сверкающий луч! Быть может, из-за сердечка этого крохотного растения и задержалось тепло в ту весну… Солнце, спрятавшись за серыми тучами, с тревогой наблюдало за маленьким мхом, и зная его горячее сердце, не спешило навстречу, дожидаясь, когда этот прекрасный цветок любви в его сердце войдет во всю свою силу, достигнет самого своего расцвета, чтобы потом, потом – после столь долгого ожидания и томления, никогда-никогда не увясть!
Он рос поодаль, вон за тем болотцем. Сердце подсказало ему, где живет Солнце, и указало путь – вверх! Оглянулся он, посмотрел на мир слабыми своими глазками. Увидел меня, и выше, хоть чуть-чуть выше над грязной сырой землей захотелось ему подняться. Весь апрель он переступал ко мне своими ножками-ниточками. Цепляли его под землей корешки, щипали – больно и страшно. А он, как по болоту шел – переступая и переступая, а когда дошел до меня – был ему первый от Солнца подарок – согрело оно меня в тот день лучом, меня одного в этом старом лесу! И он, прислонившись лбом, вновь ощутил его тепло. Словно бы зов – ввысь!
Долго карабкался мох. Цеплялся, срывался, падал. Истончался и иссушался. Тогда Солнце велело тучам – и покрыли меня мириады мельчащих капелек – туманы, дожди – небесная влага питала мох, и вот наконец весь он – до последнего своего с зазубринками листочка, — взобрался на меня!
Камень замолчал и снова, как не живой, застыл на одинокой поляне.
— А что было потом? – спросила я, но он не ответил. И лишь когда я открыла глаза и снова очутилась в своей комнате, в совсем другом году и в совсем другой весне – вдруг его голос тихо произнес:
— А что было на следующий день, помнишь?
— Было солнце, — с уверенностью сказала я, и он удовлетворенно кивнул седой своей головой.
Анна Минковская