Славянофилы, я думаю, ошибались, считая, что только с Петра I Россия лишена была самобытного пути развития, соответствующего русской национальной идее, в то время как истоки этого явления следует искать в никоновской реформе, в антинациональной деятельности царя Алексея Михайловича (отца Петра) и патриарха Никона…
Ошибка славянофилов в определении точки отсчета, когда Россия была переведена на другие рельсы, на другой путь, все больше удаляющий ее от своего исторического предназначения, а также в названии «стрелочника», совершившего это (Петр I), привела к еще более крупным ошибкам с роковыми последствиями.
Идея Третьего Рима, прямолинейно понятая царем Алексеем Михайловичем, подтолкнула его к проведению церковной реформы, известной в истории под названием «никоновской», целью которой было достижение единообразия с греками в церковной практике для будущего политического единения под державой русского царя, воспринимающего Константинопольский престол и воскрешающего единую православную империю по примеру древних византийских василевсов. В сущности, это была измена русской национальной идее хранения Православия, погоня за внешним политическим могуществом.
Русский народ с самого начала ясно почувствовал лживую подоплеку никоновской реформы и не принял ее. Произошел великий русский раскол. Официальной датой этого события можно считать так называемый Московский собор 1666-1667 гг, когда по царской программе вся древнерусская церковная практика и вековые народные обычаи были поруганы, осуждены и отвергнуты с тем, чтобы заменить их современными греческими обрядами и правилами. Русские должны были теперь торжественно, соборно признать весь период своей самостоятельности, когда из церковной жизни было устранено влияние греков, периодом заблуждения и ошибок, временем прямо-таки еретического уклонения Русской Церкви от истинного православия. На соборе произошло, как пишет проф. Н.Ф. Каптерев, «тенденциозное унижение пришлыми греками русской церковной старины, ее публичное тенденциозное поругание».
Собор 1666-1667 гг. и является рубежом, с которого начинается оплевывание вековых, исконно-русских форм жизни, оплевывание всей прошлой русской истории, возведенное в ранг государственной политики. Вот откуда у нас пошли Иваны, не помнящие родства. Отсюда и Петр I вышел, плюющий в душу русского народа (оправдывают этого первого большевика тем, что он якобы сделал Россию могущественным государством, но последующие большевики вроде бы сделали ее еще могущественнее, вон даже «спутник» запустили, а чем кончилось все? По Евангелию: «Всяк сад, его же не насади Отец Мой Небесный, искоренится» (Мф. 15, 13)…
Византийская прелесть, таким образом, исказив церковную жизнь, воздвигнув гонения на старую традиционную веру, родительницу и первозащитницу русской государственности, не могла в конце концов не разрушить саму русскую государственность.
Мы богаты положительным творчеством, многовековым духовным наследием наших предков, вопрос лишь в том, в состоянии ли мы воспользоваться этим богатством.
Вот, к примеру, древнерусская иконопись. «Открытие» иконы произошло в начале нашего века, и как же мы используем огромный духовный потенциал этого великого русского искусства? Исчезли ли из наших храмов подделки под икону, псевдо-православные подражания западной живописи? Нет, не исчезли, и, кажется, официальная церковная администрация не очень этим обеспокоена. Скрытое иконоборчество синодального периода в сущности продолжается под разными оправданиями, чаще всего консервативно-охранительного характера. Известно, что в синодальный период из наших храмов выбрасывались и уничтожались православные иконы, как «варварство», и заменялись подражаниями инославному, но «просвещенному» Западу. Заимствованное живописное «реалистическое» направление, «оправославленное» смутным воспоминанием об иконе, внесло, по выражению священника Павла Флоренского, лжесвидетельство о православии. «Это лжесвидетельство, ‒ пишет Л.А. Успенский, ‒ могло только утверждать неверующих в неверии, а верующим внушать искаженное понимание о православии и способствовать расцерковлению сознания… Явное или скрытое, преднамеренное или даже благочестивое, всякое иконоборчество, в каких бы формах оно ни проявлялось, способствует развоплощению, подрыву домостроительства Духа Святаго в мире, расцерковлению Церкви. Таким образом, по существу речь всегда идет о самом православии. И борьба за образ Божий никогда не прекращалась, а в новое время особенно обостряется потому, что иконоборчество проявляется не только в намерении уничтожения икон и в отказе от них в ересях протестанствующего типа: оно оказывается еще и в стремлении к уничтожению образа Божия в человеке, в самых различных экономических, социальных, философских и др. идеологиях».
У нас находится под спудом, мы еще фактически не прикоснулись к такому мощному аккумулятору духовности, как знаменное пение, которое в тот же синодальный период, как искусство чисто русское (оно так и называлось тогда – «русское пение»), подлежало несомненному искоренению и замене его западным стилем пения. Партесное многоголосное пение на западный манер (корни этого искусства – в венецианской школе «роскошного стиля») является лжесвидетельством о православии в музыкальном плане, и поныне способствующим расцерковлению Церкви. И наша современная церковная иерархия, благодушно пребывая в какой-то сонной дремоте, еще менее обеспокоена этой проблемой, покрывая невозмутимым молчанием, к примеру, такой факт, как пение «Вечной памяти» на музыку Моцарта в Томском соборе, о чем весь мир узнал из телевизионной трансляции в марте 1992 года (увы, порой и Моцарт, и даже Бетховен, и даже… Битлы звучат не только в Томском соборе).
Русская национальная идея – это творчество Андрея Рублева, Дионисия, Феофана Грека. Именно по этим великим именам в мире знают и любят Россию. Вровень с этими великими должны стать ныне малоизвестные имена творцов знаменного распева: Федора Христианина, Фаддея Субботина, Стефана Голыша и др.
Это имена людей, потрудившихся над воплощением образа Божия в наш вещественный мир.