Диакон Федор пишет, что на соборе 1666 г. никоновы «реформы» окончательно утвердили русские архиереи, которые, будучи участниками соборных решений при Никоне, теперь волей-неволей выступили за утверждение «реформы», чтобы сохранить лицо.
«Наши русские власти по страсти своей учинили стыда ради своего, и царь восхоте тому быти, понеже уже многа лета по новому его никонову уставу служили они все, и новые книги напечатали, и многих христиан примучили, сначала еще и в заточение загнали, кои не приняли тех новых преданий никоновых. И сего ради они архиереи, и книжницы, и старцы обратитися не восхотеша на прежнее отеческое правоверие, глаголюще нам втайне и яве: «аще уже нам, пастырем, и погибнути за отступление свое, а обратитися паки невозможно на первое! Вси християне укорят нас и оплюют, невернии иноземцы посмеются нам вси, живущии в Русии! Великий государь то изволил, а мы бы и рады по старым книгам пети и служити Богу, да его, царя, не смеем прогневати, и сего ради угождаем ему; а тамо уже Бог судит, − не мы завели новое. Вси сими глаголы оправдаются безумнии пастыри новыя…»…
Диакон Благовещенского собора Федор дает яркую психологическую зарисовку облика царя и его отношения к реформе. Это эпизод из истории поставления архиереем на вологодскую кафедру Симона, игумена Свирского монастыря, рекомендованного царю митрополитом Крутицким Павлом. Игумен обмолвился и Символ веры прочел по-старому: «рожденна, а не сотворенна». «(Тогда) не хоте ево царь поставити во архиепископы; озрелся, стоя, на Павла митрополита онаго, и с яростию пыхнул, рек: «Ты мне хвалил его; не хощу его аз». И поиде с места своего…» Павел уверил царя, что игумен обмолвился, и заставили его еще раз читать Символ веры, по-новому. Только после этого царь согласился поставить его в архиереи.
Пришел в ярость из-за «а» − это и показывает, что царь был главным заинтересованным лицом в деле «реформы». Видим также, как царь и наследники его престола насильственно и искусственными средствами утверждали эту преступно-хулиганскую «реформу».