Молоток и гвоздь
— Папа, а почему гвоздь с молотком дружит?
Чистый солнечный двор одинокого хутора на окраине леса. Отец и сын с самого утра хозяйничают: оба – мужчины, и ничего, что одному из них только пять дет. Малыш трудится не покладая рук, и его голубые глаза внимательно следят за всем тем, что происходит вокруг него. Раннее утро, солнце еще не нагрело землю, но уже золотит опилки и стружки, сверкает в его лучах серебром пила.
— Что ты, Ваня, сказал? – поднимает голову и изумленно смотрит на мальчика отец. Он совсем еще не старый, но глаза у него порой бывают потухшие, такие, как будто устали от жизни и больше не хотят смотреть на пестрый красочный мир. Взрослый отличается от ребенка многим. И вопросы, рождающиеся в их головах – разные.
— Зачем гвоздь с молотком дружит? – повторяет малыш и улыбается лукаво. Потом, помолчав немного, он добавляет глубокомысленно:
— Ведь ему же больно!
-Кому больно? – выпрямляется мужчина и откладывает в сторону молоток.
— Гвоздику… — мальчик подошел ближе к доске, погладил шляпку торчащего криво гвоздя.
Отец усмехнулся этой его фантазии и почему-то сразу вспомнил своего начальника. Вот уж молоток так молоток! Действительно больно бьет! По его лицу пробежали тени, глаза приобрели жесткое выражение. Работа – то, чего не знают дети, то, что часто шлифует взрослых.
— А почему ты решил, что они дружат, Ваня?
— А как же по-другому? – мальчик удивляется совершенно искренне, как будто то, что он придумал, — очевидная истина. И прибавляет хитро:
— Мне об этом сам гвоздик сказал!
— Тогда и спроси у него, почему! А мне некогда. Крыша еще не залатана! – непонятно почему мужчина почувствовал раздражение: времени действительно мало, а понедельник – понедельник с начальником! – уже через день замаячат на горизонте.
Вечером, когда они в полусумраке пили топленое молоко на крылечке и смотрели в закатное небо, пролетели вдруг стайкой звонкие ласточки, огласили округу своими радостными голосами.
— Птички летят к Богу! – нарушает молчание Ваня, и отец снова удивляется его словам.
— Это они тебе тоже… сказали?
— Да, ты же слышал сам! Разве ты не знаешь ласточкин язык? Ведь он совсем простой! Они зовут нас к Господу!
Отец встает и говорит резковато:
— Некогда! Крыша ведь не залатана. А в понедельник… — перед ним снова выплывает лицо начальника: теперь оно кажется ему серым, как будто его отлили из железа.
— А все-таки поедем в церковку! – тянет за рукав Ваня, заглядывает в глаза. — Боженька начальник надо всеми днями! Ты попроси у Него, чтобы не было больше понедельников, папа!
— Как же, Ванюша, без понедельников… Понедельники – они тоже нужны… К сожалению!
Но слова ребенка размягчили его ожесточенное сердце, и хотя всю ночь он не спал и ворочался с боку на бок: думал о понедельниках и начальниках! – но утром сказал весело:
— Собирайся, сынок! Едем!
На исповеди долго ждали прихожане, когда, наконец, выговорится папа Ванечки, любимца всех старушек. Долго еще отвечал священник, убеждал, успокаивал, умиротворял. Задумчивым, не таким угрюмым отошел от него мужчина. Не замечал он потом весь день, как ходит за ним хвостиком сынишка, как искрятся радостью его глаза, как все хочет сказать ему что-то, но боится отвлечь отца от его тяжелых дум. Вечером они снова были на хуторе. Понедельник, хотя уже и завладел настроением, но все-таки не посягнул на несколько последних часов воскресенья. Снова они сидели на завалинке, пили топленое молоко, только на время приходилось поглядывать: вот еще немного, и еще – а потом придется садиться в машину, уезжать от леса и березок – туда. В понедельник.
— Гвоздик мне рассказал! – все-таки не выдержал Ваня и вдруг прильнул к широкой отцовской груди.
— Он ему помогает стать на свое место в доске…
— Что? – Ванин папа застыл, словно громом пораженный. – Как-как ты сказал?
Мальчик обрадовался: редко, когда отец слушает, а теперь, как будто ему и правда интересно, даже спросил…
— Гвоздику молоток помогает! Видишь, вон тот, кривой? Он не знает, что криво торчит! И что он не на своем месте – тоже не знает. И вот торчит гвоздик: тебе порвал рубашку, мне поцарапал пальчик! И никто ему не поможет. А потом придет молоток – стук! И гвоздик нырнет в доску, оглянется по сторонам – и поймет: хорошо ему, на своем месте теперь…
Молчание прервало надрывное визжание трубки. Он специально установил такой звонок на ненавистную фамилию в списке: манера звонка – манера начальника.
— Алло! Гвоздев! Был не прав. Завтра можешь не являться – выходной в качестве примирения! Все.
Короткие гудки, казалось, еще более подчеркивали сейчас причудливость произошедшего.
— Ваня…
— Просто Боженька, папа, отменил понедельник! Ведь ты просил?
Отец ничего не ответил, но губы неслышно прошептали:
— И ты, Молотов, прости. Я тоже не прав был…
В понедельник крыша была залатана. Во вторник Ванин папа пришел с работы с тортом.
— Молодец этот ваш начальник, Сережа! – робко улыбнулась жена, все еще боясь реакции усталого мужа. Но тот широко улыбнулся в ответ и подмигнул сынишке:
— Да уж! Мо-ло-ток!
Анна Минковская