Книжная культура Ветки

«Книгами и иконами Ветка снабжала весь старообрядческий мир».

Никольский Н.М. История русской церкви.

Начало истории Ветки относится ко второй половине XVII в. Тогда в результате религиозного раскола, происшедшего в России в середине столетия, в юго-восточной части современной Беларуси, на территории Речи Посполитой, появилась ветвь старообрядческих поселений, выделившая вскоре из себя и собственно Ветку — центр, имевший Покровский Ветковский монастырь, а в нем единственную по всему православному миру церковь «старого образца».

К 30-м годам XVIII столетия Ветка становится крупным поповским центром в противовес Выговскому беспоповскому. К ней «прислушивались и духовно подчинялись поповцы Москвы, Поволжья, Дона, Яика, как и все поповщинские колонии раскола в юго-западной, юго-восточной России».

С момента своего основания (1680-е годы) в силу исторических причин Ветка на долгие годы стала притягательным центром церковной полемики, образования староверов, а её церкви и монастыри — «школой книжности и письменности».

Сюда, на белорусские земли, со всех концов России на протяжении двух с половиной столетий несли люди свою «духовную пищу», сберегая её больше своей жизни. Первые сведения о множестве книг у старообрядцев Ветки оставил секретарь королевской комиссии Пётр Полтев, который проводил тут расследование 18 января 1690 г.

Об огромных книжных богатствах старообрядческих монастырей и скитов упоминали все исследователи XIX — начала XX вв., выделяя при этом Ветковский Покровский мужской монастырь. В своем донесении в министерскую канцелярию 14 октября 1735 г. (после первой «выгонки» Ветки) полковник Я.Г. Сытин сообщал, что отобрал он в этом монастыре 682 книги, «да особливо разных мелких книжек полтора мешка».

Согласно же «Ведомости об отправленной правительствующего Синода Сенату и канцелярии Министерского Малороссийского правления, забранной в Ветковском монастыре утвари» (1736 г.) в Московскую Синодальную канцелярию отправлено 807 книг, полтора мешка рукописей, при этом учебной литературы 130 единиц.

В старообрядческой среде не могли не продолжиться письменные традиции Древней Руси, средневековья, не могла не рождаться оригинальная полемическая, философско-богословская литература, послания, духовные стихи. Первые сведения, подтверждающие это, находим в «Летописи Ветковской церкви»: «К книгам и до нас были охотники: первой Иван Лексеев беспоповец, опосле которого осталась и реторика ево сочинения, в которой и проповедь о Ветке, да ево же скорописание две риторики Лихудиевые и диалектика у меня, а у Михайлы Егорова грамматика ево сочинения. Да он же сочинял и о бегствующем священстве и прочих сочинений много. … Второй: Климовский жа житель Макар Стефанов, у которого я купил Раймондулиеву книгу… А книг ученых весьма довольно у мене и у прочих было».

Хранителями древних рукописей и старопечатных книг были, прежде всего, старообрядческие монастыри и церкви. Основатели ветковских монастырей (Покровского, Лаврентьева, Макарьева, Никольского) отличающиеся «выдающимся умом», большой начитанностью, стремились собрать при них богатые библиотеки. Книги стекались на Ветку буквально со всей России. Старообрядцы, не без оснований считавшие себя спасателями не только «древнего благочестия», но и древних книг, уносили их из церквей, монастырей, скупали на ярмарках.

Ветковский Покровский монастырь «пользовался глубоким уважением у всех старообрядцев. … Утварью церковной и ризницею может равняться с богатейшими монастырями». А к его Покровской церкви «за громкое имя из разных стран Российской империи не только мужской, но и женский пол стекался, как в древний Иеросалим».

Большое количество книг у слобожан, которые «свято хранили их в кладовках, сундуках, на тяблах не как вещи, имеющие ценность, как нечто старое, но как материал для поучения и чтения назидательного и душеполезного» отмечал в конце XIX в. М.И. Лилеев.

Свидетелями именно такого отношения к древней книге были сотрудники Ветковского музея, когда попадали в дома старообрядцев во время экспедиций по Ветковско-Стародубскому региону. Здесь «древние» книги продолжали жить — их читали.

В конце 1960-х годов ветковчанин Федор Григорьевич Шкляров собрал уникальную библиотеку старопечатных и рукописных книг, которая затем послужила основой для создания музея в Ветке.

В начале 1970-х годов московской археографической экспедицией было найдено в этом регионе около 500 старопечатных и рукописных книг. Из них сложился Ветковско-Стародубский фонд Научной библиотеки МГУ. Среди этих книг и рукописное Евангелие XV в., переданное Ф.Г. Шкляровым из редчайших московских изданий этого фонда И.В. Поздеева, возглавлявшая экспедиции в Ветковско-Стародубский регион в 1971 — 1973 гг., отметила «Часовник» 1650 г., известный ранее только в Оксфордской библиотеке Бодлейана, «Псалтырь» 1650 г., «Часовник» 1651 г., «Канонник» 1652.

В 1980-е годы в этот фонд поступило ещё более чем 150 книг.

Белорусское собрание Древлехранилища Пушкинского Дома в Санкт-Петербурге в эти же годы значительно пополнилось рукописями из Ветковского региона.

Многочисленные воспоминания местных жителей, зафиксированные нами, также свидетельствуют об уникальных памятниках, бытовавших на ветковской земле. Например, в деревне Тарасовке Тараканов Никита Демьянович, 1910 года рождения рассказывал о том, что в 1960-е годы он подарил «Острожскую библию» И. Федорова в Каунас. У него же был московский «Апостол» (1564) И. Федорова, который «во время войны солдаты отрыли и использовали на свои нужды». Из Тарасовки был вывезен и «Статут Литовский».

Одна из отличительных черт старообрядческой книжной культуры — умение старообрядцев вести полемические споры, в которых доводы подкреплялись текстами из книг. О трудностях вообще вести споры с ними и об огромном авторитете книги в их среде писал в конце XIX в. единоверческий священник Иоанн Малышев: «Как бы ни были справедливы мои ответы и разъяснения, но если под руками нет книги, которою я могу доказать справедливость слов своих, то и говорить не стоит: старообрядцы, по обычаю, не поверят. Делается это — во-вторых, чтобы испытать меня, могу ли я скоро во множестве книг подыскать те тексты, которые нужны для разъяснения спорного тезиса». В 1980-х годах в деревне Марьине, разглядывая в сенях маленького домика многолетние подшивки журналов «Новый мир», «Знание-сила» у И.Г. Хныкова, 1900 г.р., сотрудники музея подивились такому глубокому литературному интересу хозяина. «А как же, — ответил он, — мы со стариками на беседы собираемся, обсуждаем… И как мир произошел, и как это объясняют, и как это с древними книгами соотносится».

Старообрядцы ревностно относились к читаемым текстам, часто проверяли и сверяли их. Об этом ещё в XVIII в. писал Яков Беляев в Летописи Ветковской церкви: «А я прочитовал книги и доказывал, которое несходство будет со Священным Писанием».

Об этом же свидетельствуют многие записи на полях книг. Например, в «Триоди цветной» (1591) находим пометку, сделанную местным жителем в начале XX в.: «Проверил и подписал сие Ефрем Борисенко уставщик слоб[оды]Попсуев[ки]в Треоди печатной при Иосифе Патриархе в лето 7156 (1648)».

А в «Евангелии учительном» (1633) нейкий М.А. Галкин из слободы Новый Крупец в конце XIX в. отметил: «Кой чего нету в етой книги».

Подобные записи говорят о глубоком знании текстов, активном владении ими, прекрасной ориентации в них.

Удивительно то, что старообрядческая среда не только донесла до сегодняшнего дня древнюю книгу, но сохранила традиционную культуру общения с ней. Ту культуру, для которой характерно было признавать книгу «честнее чистаго злата и серебра и многоцветнаго бисера и камений драгих», поскольку «яко же птица бесъ крылъ не может на высоту возлетети тако и умъ не можетъ домыслитися бесъ книгъ како спастися».

Книга приравнивалась к свету. И, если «первый свет есть Христос Бог наш» («душу просвещает»), «вторый свет — дневный» («очи просвещает»), то «третий свет — святыя книги» («обнажают и освещают все зло и добро в нас»).

Неотъемлемой частью как старопечатных, так и рукописных книг являются записи, оставленные владельцами в разные времена. По своему значению они сравнимы только с уникальными архивными документами, поэтому все исследователи старопечатной и рукописной книги уделяют им крайне важное внимание. И если учесть, что по старообрядчеству этих документов мало, то роль их в изучении истории, культуры, быта старообрядцев трудно переоценить. Чаще всего — это целая вереница записей, по которым не просто получаем те или иные сведения, но прослеживаем судьбу книги, её «путешествие» во времени и пространстве.

Среди названий монастырей, церквей такие известные в России, Беларуси, как: Вознесенский («что у Спасских ворот», Москва), Барколабовский паненский (Могилев), Кутеинский (Орша), Браславский (Браслав), местные старообрядческие: Макарьевский женский (под Гомелем), Спасо-Преображенский Никольский (Клинцы), Покровский (Ветковский, село Покровское под Климовым), церковь Вознесения, «что за Никитскими воротами», Трех святителей, «что на Кулишках» в Москве.

Среди имен — от русских царей Михаила Федоровича и Алексея Михайловича до местных крестьянских. Среди известных — имена из далекого XVII в.: Марфа Ивановна Волконская, Василий Степанович Урусов, Владимир Васильевич Голенищев-Кутузов, Варсонофия Бутурлина, Григорий Карский. Представлены почти все сословия: от князей, белого и черного духовенства до купечества и крестьянства.

По названиям населенных пунктов, встречающихся в книгах, составлена карта-схема «Пути книг на Ветку». Она демонстрирует обширнейшую географию от Архангельска до Майкопа, от Заблудова до Краснослободска, что на Волге, включает 77 населенных пунктов и дает почти полное представление о долгих путях, по которым «шли» книги на Ветку, о том, откуда они попадали в эти места.

Записи — это единственное, что делает книгу по-земному «живой». Благодаря им она обладает тем информационным полем, в котором спрессовались время, пространство, события, сотни человеческих жизней. Это прекрасный источник для изучения не только искусства книги Ветки, но и в целом её истории и культуры. Материал записей является одним из самых важных аргументов в доказательстве создания и широкого бытования рукописной книги в местной старообрядческой среде, а также — это ещё одно свидетельство грамотности местных жителей XVIII — начала XX вв.