Память святых мучениц и исповедниц: боярыни Феодосии, во иночестве Феодоры, и сестры ее княгини Евдокии, Иустины и Марии, во граде Боровске пострадавших за Правоверие в ХVII веке, Церковь празднует 24 сентября (11 сентября ст. ст.).
Житие боярыни Феодосии Морозовой
Агиографический памятник, на который мы будем опираться в нашем очерке и который будем время от времени цитировать, — это рукопись конца XVII века из РНБ (Q.I.341.Л.1-58 об.), озаглавленная «Месяца ноемврия во 2 день. Сказание отчасти о доблести и мужестве, и изящном свидетельстве, и терпеливодушном страдании новоявленныя преподобновеликомученицы болярыни Феодосии Прокопиевны, нареченныя во инокинях Феодоры, по тезоименитству земныя славы Морозовы, и единородныя сестры ея и сострадалницы ея, благоверныя княгини Евдокии, и третия соузницы их Марии».
Авторский текст рассматриваемого нами «Сказания» не сохранился; до нас оно дошло в трех редакциях: Пространной, Сокращенной и Краткой, как их назвал А.И. Мазунин, впервые осуществивший научное издание текста (1979). Самая ранняя — Пространная редакция, наиболее полно воспроизводящая несохранившийся авторский текст, созданный между 1675 и 1677 годом; вскоре составляется т.н. Сокращенная редакция, не имеющая упоминания о ряде лиц и ситуаций, включенных в первоначальный текст; наконец, в Выговском общежительстве где-то в 30-е годы XVIII века создается риторически украшенная вошедшими уже в широкое употребление силлабическими виршами Краткая редакция.
Итак, Федосья и Евдокия, две родные сестры, были дочерьми Прокопия Соковнина — богатого сановника, входящего в царский совет, и его жены Анисии. По достижении девицей Федосьей 17-летнего возраста (1649 г.), родители выдали ее замуж за боярина Глеба Ивановича Морозова (преставился в 1662г.). В браке родился сын Иван Глебович (1650 г.). Федосья духовно окормлялась протопопом Аввакумом, впоследствии священномучеником. О верности именитой вдовы Преданию стало известно царю; результатом была, как мы знаем из «Сказания», экспроприация у Морозовой половины от общего числа ее вотчин.
Те из родственников боярыни, кто принял реформы Никона, пытались склонить ее на сторону властей, вспоминая ей материнский долг по отношению к сыну Ивану. И отвечала тогда блаженная: «Не сотворю волю вашу, ибо Христа люблю более сына. И еще знайте, что если я до конца пребуду в вере Христовой и сподоблюсь умереть ради этого, то никто не сможет отнять у меня Ивана».
По молитвам рабы Божией Феодосии, и младшая сестра боярыни, Евдокия, жена князя Петра Семеновича Урусова, возгорелась такой же ревностью по Богу; наконец, Феодосия начала помышлять об иночестве и просила старицу Меланию, которую очень любила, о пострижении, что и было вскоре исполнено, — этому способствовало прибытие с Дона священноинока Досифея. По просьбе матери Мелании Досифей тайно совершает чин пострижения Феодосии Прокопиевны Морозовой во иночество с наречением ей имени Феодора. Новоиспеченная инокиня боярские и домашние дела свои поспешила передать знающим ее, сама же с удвоенной и утроенной силой «начат вдаватися болшим подвигом: посту, молитве и молчанию».
Боярский дом — теперь уже иноческий скит — черницы Феодоры становился чертогом древлеправославного Евхаристического собрания, т.е. «домашнею церковию», ставшею «кузницей» новых исповедниц старого благочестия. Среди них — Елена Хрущева, упоминаемая в посланиях протопопа Аввакума, и Мария Данилова, жена стрелецкого головы Иоакинфа Данилова, — будущая сострадалица Феодоры и Евдокии. И было: однажды священноинок Досифей причащал Феодору, Евдокию и Марию, и увидел духовными очами их лица, «яко ангели Божии». И понял отец Досифей: «Несть сие просто, но мню, яко сего лета имут сии страдати о Христе», — что и исполнилось вскоре.
Тем временем (январь 1671 г.) царь Алексей Михайлович женится на молодой Наталье Кирилловне Нарышкиной — будущей матери Петра I. Первые бояре по этикету должны участвовать в царском, притом свадебном, церемониале; более того, Морозовой предстояло возвещать имя и титулы царя: «Благоверный…» и прочее. Целовать ему руку, получать благословение от архиереев-отступников. Нет, инокиня-исповедница не пойдет на эту церемонию, и когда от царя пришли звать ее, она пожаловалась на немощь в ногах, что не может она ни ходить, ни стоять. Рано или поздно это должно было случиться; вот, наконец, и пришло время «стати до конца мужески», ибо «блажен муж, иже нейде на совет нечестивых». И «совет» не замедлил собраться. Царь гневался: «Тяжко ей братися со мною — един кто от нас одолеет всяко!» В канун Рождественского поста мать Феодора отпустила всех гостивших у нее со словами: «Матушки мои! Идите вси вы каяждо, аможе Господь вас сохранит, а меня благословите на Божие дело и помолитеся о мне, яко да укрепит Господь ваших ради молитв, еже страдати без сомнения о Имени Господни». Вскоре ушла Евдокия Урусова. И дома, сидя за обеденным столом, князь Петр Урусов рассказал жене о совете царском, а завершил рассказ словами Господними из Евангелия: «Не убойтеся от убивающих тело и по том не могущих лишше что сотворити». Евдокия услышала эти слова с радостью и отпросилась у мужа вернуться в дом Феодоры и, придя к Феодоре, уже не отлучалась от нее.
Когда в дом пришли посланные царем, Феодоре и Евдокии велено было, для начала, перейти из верхних комнат боярского дома в подклетный этаж дома прислуги. Сын Иван спускался с матерью по лестнице, затем, провожая ее и выйдя во двор, поклонился ей и вернулся в терем. С этого эпизода начинается заточение святых страдалиц, окончившееся только с отшествием мучениц к Вечному Покою — Христу. Вскоре принесли их (так и не желающих ходить «путем нечестивых») в палату собраний Чудова монастыря, где их ждал митрополит Крутицкий Павел — рьяный сторонник реформ и один из организаторов утвердившего эти реформы собора 1666-1667 года, а с ним и другие «официальные лица», — и стали их опять «истязать» о вере — сначала инокиню, затем княгиню. Митрополит увещевал Феодору, совестил её юным сыном. Но и он услышал от инокини Феодоры: «Христу живу аз, а не сыну». Затем приведена была княгиня — и тут не преуспел митрополит. После этого «истязания» возложены были на страдалиц длинные цепи, на одном конце имеющие «огорлие» (ошейник), на другом же — тяжелые полена — колоды. Увидев цепи, мать Феодора осенила себя Крестным знамением и поцеловала ошейник, славя Бога за то, что сподобил её «Павловых уз». В узах, с колодами, посадили ее на дровни и повезли в «следственный отдел» на подворье Псково-Печерского монастыря в Белом городе (район нынешней Смоленской площади Москвы), как повествует «Сказание», через ворота под «царские переходы»; полагаем, речь идет о называвшихся на тот момент Иверскими (позже и доныне — Воскресенскими) воротах в Китайгородской крепостной стене. Зная, что царь наблюдает с галереи ворот за «перевозкой заключенной», Феодора сложила десницу в двоеперстие и «высоце вознося, Крестом ся часто ограждала, чепию же такожде часто звяцала», — и видел царь, что не только не стыдится боярыня Морозова своего «упорства», но наоборот, «зело услаждается любовию Христовою и радуется о юзах». Кстати, этот момент взят был за основу русским художником Василием Суриковым при написании им знаменитой картины «Боярыня Морозова».
Княгиню же Урусову, подобным же образом обложив цепями с колодами, свезли в стародевичий Алексеевский монастырь в Чертолье «под крепкий начал», где пытались насильно «водити в церковь», чему страдалица противилась, переставая ходить и укладываясь на землю, раздражая монахинь, нередко побивавших ее за это.
Еще одна из обитавших в боярском доме Морозовых, Мария Герасимовна Данилова, жена стрелецкого головы Иоакинфа Ивановича Данилова, когда сгустились тучи над этой домашней церковью, бежала на Дон, но была задержана там по некоему доносу и привезена обратно в Москву; и точно так же, будучи вопрошена о догматах веры, похвалила веру православную, а нововведения патриарха и царя не приняла, за что была так же закована в цепи.
Тем временем власти усиливают надзор за ближним окружением боярыни Морозовой; так, сына боярыни, Ивана Глебовича приказано было блюсти с особой заботой. Трудно сказать, насколько бережной и положительной была эта забота, но отрок, проводив мать, разболелся и слег. Призваны были лекари, да так залечили парня, сообщает «Сказание», что тот скончался. Сообщил матери о смерти сына присланный поп-никонианин, который бессовестно применил к ней слова псалма 108: «Да будет дом его пуст, и в жилище его да не будет живущаго; да будут чада его в пагубу», и прочее — якобы за непослушание её «истине» несет она проклятие от Бога. Страдалица не слушала «буести» попа, а упала перед образом Спасителя и рыдала о сыне, «воспущающе надгробные песни», возможно, «плачи», и трудно было тому, кто слышал ее, не плакать вместе с нею.
В тот год сподобилась мать Феодора, будучи «в юзах и за крепкою стражею», Причастия Святых и Божественных Таин через руку преподобного Иова Льговского, на виду у стражи, благоговейно пропустившей старца-священноинока, явившегося к страдалице и затем также спокойно ушедшего.
Смерть Ивана Глебовича развязала руки царю; с матерью бесчадною легче расправиться. Имение Морозовых было всё роздано боярам и распродано. Саму же инокиню Феодору возили еще раз в Чудов монастырь, где по указу царскому с нею беседовал патриарх Питирим (после Никона и Иоакима II патриарх московский и вся Руси), говорил ласково и пытался ее причастить, но исповедница отвечала отказом; тогда он пытался сделать это силой и натолкнулся на еще большее сопротивление. Кончилось тем, что патриарх, «ревыи аки медведь», приказывал волочить «каторжницу» по лестнице вниз, обратно на Печерское подворье, что и было сделано. После Феодоры истязаны патриархом были Евдокия и Мария — с тем же результатом.
После этого всех трех исповедниц свезли на Земский двор, в «бюро расследований», где подвергли пыткам, чем уподобили их древним мученикам христианским: выкручивали руки назад и в таком положении подвешивали («дыба») и устрашали огнем, а затем полунагих бросали в снег. Потом начали бить плетями поочередно, начиная с Марии — сперва по спине, затем по животу. Феодора, видя страдание и кровь Марии Даниловой, плакала и говорила мучителям: «Таково ли христианство ваше, чтобы так человека мучить?»
В те дни царь последний раз пытался через посланника ласково поговорить с боярыней: «Мати праведная, яко великая Екатерина мученица и есть, и будешь у меня в еще большей чести, только сделай милость — хотя бы для виду покажи перед всеми «щепоть», а там и крестись себе, как хочешь»… На это ответ был таков: «Не праведница я, а грешница, и с великомученицей напрасно равняет царь меня недостойную; но сохрани меня, Исусе Христе Сыне Божий, от наложения на себя печати антихристовы». Услышав ответ, царь велел перевести Феодору в Новодевичий монастырь — подальше, чтобы не носили ей ничего потребного. Но получилось наоборот: приезжавшие богатые вельможные жены на молебны к иконе Смоленской Одигитрии непременно стремились увидеть знаменитую сиделицу-боярыню, так что монастырский двор был сплошь заставлен дорогими каретами. Старшая сестра царя, Ирина, даже возражала ему: «Почто мучишь вдову помыканием с места на место? Нехорошо это, брате!» Ответом на это сестрино замечание было распоряжение «тишайшего» о последней ссылке боярыни Морозовой, а вскоре и двух остальных исповедниц, Евдокии и Марии, в Боровск, в острог, в земляную тюрьму. Войдя в подземелье, Феодора увидела инокиню, уже заточенную там, именем Иустина. Страдалицам — теперь уже четверым — именно здесь суждено было завершить славный их подвиг. Медленно угасали их жизни — в голоде и холоде, среди крыс и вшей. Поначалу охрана тайком подкармливала их, но после того как узнало об этом начальство и жестоко наказало нарушителей «должностной инструкции», стало совсем худо. Минул Петров день 1675 г., и в Боровск прибыл Федор Кузмищев, дьяк Стрелецкого приказа, чинить расследование о визитах и приношениях к мученицам. По его распоряжению Иустина была допрошена и, отказавшись сложить десницу щепотью, была сожжена в срубе. Оставшихся страдалиц переселили в еще более глубокое и темное подземелье, Марию же при этом перевели в другую тюрьму, к злодеям. А охране пригрозили, что за допуск кого-либо к сиделицам пропустившего ждет смертная казнь.
Первой отошла ко Господу святая Евдокия. Перед кончиной она попросила Феодору отслужить вместе с ней службу на исход души. И после пения Евдокия «предаде дух свой в руце Господни месяца сентября в 11 день». После преставления Евдокии Мария была возвращена в земляную тюрьму. А царь в последний раз понадеялся, что по смерти Евдокии боярыня хоть чуточку смягчится, и послал в Боровск некоего старого монаха для увещания Морозовой. Этот старец, увидев узы Феодоры и Марии, сам заплакал и напутствовал святых, чтобы они стояли до конца — ибо конец уже видимым образом приближался.
В последний свой день Феодора попросила стражника дать ей хлебца; он ответил, что никак не может, ибо боится смертной казни. Тогда она попросила его, чтобы он вымыл её сорочку, ибо близка уже ее смерть, и передала ему рубаху. Он исполнил просимое.
Феодора почила в мире, в глубокой темнице, в ночь с первого на второе ноября 1675 года. Старица Мелания в эту ночь была далеко в пустыни; она во сне видела Феодору, облеченную в схиму, радостно осматривающуюся по сторонам и лобызающую с веселием Крест и образ Спасов. После всех, в декабре, преставилась ко Господу и Мария, «и взыде третия ко двема, ликовати вечно о Христе Исусе, Господе нашем».
Тела Евдокии и Феодоры были погребены в том же остроге. После 1682 года братья Соковнины положили надгробную плиту на месте погребения сестер. На плите они написали: «Лета 7184 погребены на сем месте сентября в 11 день боярина князя Петра Семеновича Урусова жена его княгиня Евдокия Прокопьевна, да ноября во 2 день боярина Глебова жена Ивановича Морозова боярыня Феодосья Прокопьевна, а в иноках инока схимница Феодора, а дочери обе окольничего Прокофья Федоровича Соковнина. А сию цку положили на сестрах своих родных боярин Федор Прокофьевич да окольничей Алексей Прокофьевич Соковнины».
Тропарь и кондак святым мученицам боровским
В начале XX века святым мученицам и исповедницам боровским была составлена служба; ее автор — предстоятель Боровской общины древлеправославных христиан иерей Иоиль Ульянов, несколько десятилетий там служивший. Здесь приведем Тропарь и Кондак этой службы.
Тропарь, глас 1:
Агницы словесныя, Агньцу и Пастырю приведостеся учнием, ко Христу течение скончавше, и веру соблюдше. Тем же днесь радостною душею, совершаем досточуднии святую вашу память, Христа величающе.
Тропарь другой, глас 5:
Многоскорбную пучину мученических подвиг добре преплывше, достигосте в Небесное Царствие, исповедницы Божественные: Феодоро, Иустино, Евдокие и Марие, молитеся о нас Господеви, да не будем потоплени душетленными волнами грехов и беззаконий, но да сподобимся жизни вечныя со святыми.
Кондак, глас 4:
Страстотерпиц Христовых память празднуем, и верою просяще помощи, избавитися всем от всякия скорби, зовуще, Бог наш с нами, Иже сих Прославивыи, якоже изволи.