На Ветку Лаврентий пришел еще во дни царя Петра I, при священноиноке Феодосии и, постригшись здесь, принял в память о своём святом сроднике имя Лаврентия. Немало лет прожил преподобный отец в Покровском монастыре в послушании у игумена Власия (Грибина), пока не покинул сию обитель и не основал свой монастырь.
Болезнуя о вдовстве Святой Церкви, старец Лаврентий принимал участие в поисках ветковскими и стародубскими христианами благочестивого архиерея. Под прошением о поставлении епископа от 5 мая 1731 года, поданном цареградскому патриарху старообрядцами, между прочими подписался и «обители Введения Пресвятыя Богородицы строитель Лаврентий с братиею». А вскоре святой муж стал свидетелем присоединения к Православной Церкви епископа Епифания.
Оный Епифаний (ум. 1735) был уроженцем Киева. В епископы его поставил митрополит Георгий из Ясс (Румыния). Но поскольку тогдашние законы запрещали россиянам принимать духовные звания за границею, то Епифаний, как только оказался на родине, был схвачен, препровожден в Москву и посажен в тюрьму. Здесь с ним и познакомились богатые старообрядцы, раздававшие милостыню узникам. Они уговорили владыку Епифания присоединиться к Святой Церкви и помогли ему в 1733 году бежать на Ветку.
Но появление долгожданного епископа было весьма сдержанно встречено многими христианами. Ведь Епифаний был украинцем, а, следовательно, могло оказаться, что он крещён не в три погружения, как того требуют каноны Православия, а обливанием. Но известие о том, что на Ветке появился старообрядческий архиерей, вызвало сильнейший гнев российского правительства. В 1735 году царские войска перешли русско-польскую границу, вторглись на Ветку, разорили тамошние монастыри и арестовали Епифания. Архиерей был увезен в Киев и вновь заточен в темницу, где и скончался. Так совершилась «первая ветковская выгонка».
Во время «выгонки» инок-схимник Лаврентий избежал высылки в Россию и вместе с немногими братиями из разоренных монастырей удалился в непроходимую чащу, на берега речки Узы. Здесь, в двенадцати верстах от Гомеля, среди дремучего леса, трясин и болот летом того же года Лаврентий поставил келью и маленькую часовенку во имя Всемилостивого Спаса. В ту пору карательный отряд полковника Якова Сытина «яко лев рыкая, ходит искии кого поглотити» (1 Пет. 5, 8). Солдаты рыскали по лесам и всюду искали спрятавшихся староверов, но Господь Бог чудесным образом спас преподобного Лаврентия. «Повнегда воины обступиша жилище его, блаженный отец изыде из келии, и пришед к близ стоявшему великому дубу, и простер ум свой к Богу, моляшеся, да покрыет его от обышедших и, призываше же в предстательство великаго архистратига Михаила, и услышана бысть молитва его. Никтоже бо можаше видети его, но походивше сюду и сюду, и никогоже обретше, отъидоша; он же избыв пленения ратных, воздаваше благодарение Господеви, и за спасение свое устави праздновати чюдо святаго архангела Михаила месяца сентября в 6 день, еже и совершашася в монастыре оном <Лаврентьевом> по вся лета неизменно».
Христиане сходились к Лаврентию, и чрез несколько лет вокруг его кельи на берегу Узы возник довольно людный монастырь, хотя и чрезвычайно бедный. В первые годы существования киновии братии нередко приходилось не только ради добровольного иноческого подвига, но и ради нищеты питаться корою дубовою и кореньями. В монастырской часовне было всего лишь несколько икон, принесенных Лаврентием из Калуги. «Не было на этих древних, а потому уважаемых старообрядцами иконах, никаких украшений, и только в великие праздники теплились пред ними восковые свечи; при обычной же повседневной службе Лаврентий употреблял лучину». Из икон, принадлежавших Лаврентию, известны четыре: это иконы Введения, Сретения, Знамения и Чуда архангела Михаила, во имя которого была устроена вторая часовня; потом икона эта стояла в трапезной церкви, и ей бывал в монастыре храмовый праздник шестого сентября.
Лаврентий ввел в своем монастыре необычайно строгий устав: согрешившего инока вначале увещевал сам настоятель и собор братии, потом ставили на поклоны. «Если и это не действовало, сажали на цепь в подполье; если же и на цепи инок не исправлялся, со срамом изгоняли его из монастыря». Примером истинного подвижнического жития являлся для братии сам старец Лаврентий, великий молитвенник и постник.
«Строгая жизнь иноков и неуклонное соблюдение древлего благочестия возбуждали благоговение в народе, привлекали к монастырю старообрядческих подвижников и приобрели ему великое уважение со стороны местных и отдаленных единоверцев». Уже в пятидесятые-шестидесятые годы XVIII века Лаврентьева обитель получила большую известность среди староверов. Благочестивые христиане из Москвы, Калуги, с Дона и из других местностей посылали и несли сюда денежные приношения, жертвовали богослужебные книги и богато украшенные иконы. На пожертвования набожных доброхотов в соборной часовне был сооружен великолепный четырехъярусный иконостас, «единственный и беспримерный по своим украшениям», как писал очевидец. Иконы сами по себе были обыкновенного письма, но все до одной были украшены серебряными, позолоченными ризами.
Умер преподобный Лаврентий в 1776 году, достигнув преклонной старости. Рассказывали, что когда у его смертного одра собралась братия, он благословил отца Феофилакта быть по себе игуменом и обязал всех иноков неуклонно и строго соблюдать заведенный им в монастыре порядок и навсегда сохранить суровый устав иноческого жития. Последние слова святого были: «Се ныне, отходя света сего, могу с Богоприимцем рещи: Ныне отпущаеши раба Твоего, Владыко, с миром, яко видесте очи мои спасение людей Твоих!» Погребли угодника Христова возле соборной часовни. А в монастыре, в ризнице церкви архангела Михаила, бережно и с почтением хранились иконы, келейный Псалтырь и другие богослужебные книги, принадлежавшие старцу и почитавшиеся великою святынею.